Школа эта составляет предмет горячей заботы образованного, талантливого и вполне обеспеченного человека...

Истории известно, что идея создания в собственном имении школы по своему разумению, а не по принятым в то время в России образовательным правилам родилась у Льва Николаевича Толстого в путешествии по Европе. В Германии, Франции, Англии, Швейцарии, Италии Толстой провел всего около полутора лет (1857 и 1860 - 1861). Впечатление было отрицательное. Вернувшись в Россию сразу после освобождения крестьян, стал мировым посредником и занялся устройством школ в своей Ясной Поляне и во всем Крапивенском уезде. Яснополянская школа принадлежит к числу самых оригинальных педагогических попыток, когда-либо сделанных: единственная метода преподавания и воспитания, которую он признавал, была та, что никакой методы не надо. Все в преподавании должно быть индивидуально – и учитель, и ученик, и их взаимоотношения.

В Яснополянской школе дети сидели, кто, где хотел, кто, сколько хотел и кто, как хотел. Никакой определённой программы преподавания не было. Единственная задача учителя заключалась в том, чтобы заинтересовать класс. Несмотря на этот крайний педагогический анархизм, занятия шли прекрасно. Их вел сам Толстой, при помощи нескольких постоянных учителей и нескольких случайных, из ближайших знакомых и приезжих. С 1862 года Толстой стал издавать педагогический журнал «Ясная Поляна». Соединённые вместе, педагогические статьи Толстого составили целый том собрания его сочинений.

Удивительно, что, перелистывая эти страницы, мы находим в них образы представлений о гуманистической школе и Марии Монтессори, которая в эти годы была ещё студенткой и могла лишь мечтать о новом отношении к детям, новой экспериментальной психологии и организации свободной школы для маленьких итальянцев. И все же мы не можем не заметить тонкую духовную нить, соединившую этих выдающихся людей, живших в разных местах нашей планеты. Мы с удивлением и восхищением читаем строки их писем и дневников, посвящённых школам, которые они строили, и которые, по сути, были так похожи друг на друга своим настроением и атмосферой жизненных и образовательных событий. 

"Дом школы теперь почти отделан. Три большие комнаты – одна розовая, две голубые – заняты школой. В одной комнате, кроме того, музей. По полкам кругом стен разложены камни, бабочки, скелеты, травы, цветы, физические инструменты и т. д. По воскресениям музей открывается для всех, и немец из Иены (который вышел славный юноша)* делает эксперименты. Раз в неделю класс ботаники, и мы все ходим в лес (за цветами, за грибами и травами). Пения четыре класса в неделю. Рисования шесть (опять немец), и очень хорошо землемерство идёт так хорошо, что мальчиков уже приглашают мужики. Учителей всех, кроме меня, три. И ещё священник два раза в неделю… Классы положены с 8-ми до 12-ти часов и с 3-х до 6-ти, но всегда идут до двух, потому что нельзя выгнать детей из школы – просят ещё. Вечером же часто больше половины останется ночевать в саду, в шалаше. За обедом и ужином и после ужина мы – учителя – совещаемся. По субботам же читаем друг другу наши заметки и приготовляем к будущей неделе.

Журнал я думаю начать в сентябре".

"Классная комната для детей от трёх до шести принципиально даже не отделена от классной комнаты для детей от семи до девяти лет. Таким образом, шестилетние дети могут получать идеи от старшего класса. Вместо стен у нас стоят разделительные перегородки высотой по пояс, и всегда можно легко попасть из одного класса в другой. Детям не запрещается переходить из одного помещения в другое. Каждой группе отведено место, но она не изолирована – можно всегда совершить познавательную прогулку! Трёхлетний ребёнок может посмотреть, как девятилетний занимается математикой – при помощи бусин извлекает квадратный корень. Он может его спросить, что он делает. Если этот ответ ему ничего не даст, он вернётся в свою комнату, где есть вещи интереснее. Но шестилетний уже может понять немного из того, что делает девятилетний, и может остаться посмотреть, при этом кое-чему обучаясь. Такая свобода позволяет наблюдателю увидеть пределы понимания для каждого возраста. Наши школы полны жизни. Понимание того, что делают старшие, наполняет младших энтузиазмом. А старшие дети рады возможности научить тому, что они знают. Отсутствуют комплексы неполноценности, зато через взаимный обмен духовной энергией каждый достигает здоровой нормы. И это, и многое другое указывает на то, что события, которые сначала казались столь поразительными в наших школах, на самом деле вызваны действием естественных законов".

"Стоит только раз побывать в Яснополянской школе, чтобы убедиться в самом успешном ходе её… Причина в её исключительно счастливом положении; школа эта составляет предмет горячей заботливости образованного, талантливого и вполне обеспеченного человека... Это - предмет, поглощающий теперь его мысли, его общественную и домашнюю жизнь, его литературные и ученые занятия. Он предаётся ему с вдохновением художника и разрабатывает его всею силою своих практических способностей и знаний... Школа снабжена всем, что граф Толстой считает нужным для неё...

Во всех других школах этого мирового участка классы помещаются в простых избах; учитель живёт часто в той же комнате, где мальчики учатся. Яснополянская школа помещена в каменном двухэтажном флигеле, в сенях которого устроены бар и рек для гимнастики; в том же флигеле есть отдельные помещения всех учителей, есть маленький кабинет с физическими снарядами, лабораторией, минералогическою коллекцией и другими принадлежностями наглядного обучения. Кроме того, все средства богатого помещичьего дома, в случае нужды, находятся в распоряжении школы; множество выписываемых журналов и новых книг, порядочная домашняя библиотека, разные художественные издания, все это доступно ученикам школы, если окажется полезным. Дети поют хором под игру рояля, дирижируемые и обучаемые самим графом Толстым, вечером часто играют у него в кабинете в шашки или в другую игру, рассматривают рисунки, крутятся и прыгают вместе с ним на гимнастике, ходят с ним на охоту, на качели, купаться в пруд. Нужно их поощрить, повеселить – устраивается театр, совершенно простой и оригинальный, но все-таки нуждающийся в талантливой и достаточной руке. На акте раздаются шапки и кушаки, несказанно радующие мальчиков...

Главная причина успешного хода Яснополянской школы в том, что она семья, а не школа и что глава этой семьи – человек с очень редкими условиями. Граф Толстой полюбил детей душою артиста, поняв в них многое, непонятное прозаическим натурам; дети поняли его любовь, полюбили его в свою очередь; этому много помог и психологический такт графа Толстого, его особенное умение правдиво и вместе осторожно относиться к детям. Наблюдательных посетителей поражал особенно самый дух школьников, их упорные добровольные занятия в течении 7-8 часов ежедневно, свежий и довольный вид, их постоянная работа мысли, заметная на каждой детской рожице в многочисленном классе".

"При изучении поведения детей и их взаимоотношений в атмосфере свободы открываются истинные секреты общества. Есть факты настолько тонкие, что для того, чтобы их заметить, нужен духовный микроскоп, но интерес они представляют громадный, потому что показывают нам истинную природу человека. Поэтому мы смотрим на наши школы как на лаборатории психологического исследования, хотя под лабораториями мы понимаем здесь не исследования в обычном понимании, а места, специально ориентированные для наблюдения за детьми. Вот некоторые примечательные факты.

Как мы уже сказали, дети решают свои собственные проблемы, но мы еще не объяснили, как. Если мы будем наблюдать за ними, не вмешиваясь, то заметим нечто, на первый взгляд, очень странное: они не помогают друг другу так, как это делаем мы. Если ребёнок несёт что-то тяжёлое, другие не бросаются ему на помощь. Они уважают усилия друг друга и оказывают помощь только в случае необходимости. Это многое проясняет, потому что это значит, что они интуитивно уважают основную потребность детства – не получать помощь без необходимости. Однажды случилось так, что малыш рассыпал на полу все деревянные геометрические фигуры с карточками. И тут с улицы донеслись звуки оркестра, шедшего во главе процессии, которая должна была пройти как раз под окнами школы. Все дети бросились посмотреть, кроме этого ребёнка, потому что ему и в голову бы не пришло оставить такой беспорядок. Надо было все положить на место, а никто и не собирался ему помочь. Слезы выступили у него на глазах, уж очень ему тоже хотелось посмотреть на процессию. Остальные дети заметили это, и многие вернулись, чтобы ему помочь. Взрослым не хватает этой тонкой способности – распознать, когда требуется экстренная помощь. Они часто оказывают помощь, когда в том нет никакой необходимости. Как часто джентльмен, демонстрируя хорошие манеры, пододвигает стул, когда дама садится за стол, хотя дама и сама могла бы с этим прекрасно справиться; или он предлагает ей руку, спускаясь по лестнице, хотя ей далеко не требуется помощи. Но все меняется, если действительно возникает необходимость, – тогда уж никто не мчится на помощь, зато, когда не надо – помогают все! Так что вот область, в которой детям нечему поучится у взрослых. Я полагаю, что у ребенка в бессознательной памяти есть раннее желание (и глубоко прочувствованная потребность) приложить максимальное усилие, и поэтому он не помогает другим, когда его помощь могла бы стать помехой".

"Учитель приходит в комнату, а на полу лежат и пищат ребята, кричащие: «Мала куча!» или «Задавили, ребята!», или «Будет, брось, – виски-то» и т. д. «Петр Михайлович!» – кричит снизу кучи голос входящему учителю: «вели им бросить». «Здравствуй, Петр Михайлович», – кричат другие, продолжая свою возню. Учитель берет книжки, раздает тем, которые с ним пошли к шкапу; из кучи на полу – верхние лежа, требуют книжку. Куча понемногу уменьшается. Как только большинство взяло книжки, все остальные уже бегут к шкапу и кричат: «И мне, и мне! Дай мне вчерашнюю; а мне к о л ь ц о в у ю» и т. п. Ежели останутся еще какие-нибудь два разгорячённые борьбой, продолжающие валяться на полу, то сидящие с книжками кричат на них: «Что вы тут замешались? – ничего не слышно. Будет». Увлечённые покоряются и, запыхавшись, берутся за книги и только в первое время, сидя с книгой, поматывают ногой от неулегшегося волнения. Дух войны улетел, и дух чтения воцаряется в комнате".

"В наших школах можно видеть ещё кое-что очень необычное – это восхищение лучшим. Дети не только не испытывают зависти, они с энтузиазмом хвалят все, что хорошо сделано. Это произошло во время знаменитого сейчас «взрыва письма». Первое слово, написанное одним из них, вызвало целый взрыв радости и смеха. Все с восхищением посмотрели на «писателя» и почувствовали порыв последовать его примеру. «Я тоже могу!» – закричали они. Достижение одного вдохновило целую группу. То же самое было и с буквами алфавита, причём однажды весь класс устроил шествие, неся, как транспаранты, карточки с буквами из наждачной бумаги. И так велика была их радость и таким громким ликованием, что прибежали люди с нижнего этажа (школа была на крыше) узнать, что происходит. Учителю пришлось объяснить: «Они так рады, что выучили буквы».

У детей развито чувство общности. Оно зиждется на благороднейших чувствах и создаёт единство в группе. Приведенных примеров достаточно, чтобы мы поняли, что в тех условиях, когда эмоциональная жизнь достигает высокого уровня и личность ребёнка нормализуется, начинает проявляться своего рода притяжение. Как старшие притягиваются к младшим и обратно, так и нормализованные притягиваются к новичкам, а те в свою очередь к уже адаптировавшимся…"

Статья из журнала «Монтессори-клуб» № 2 (22) 2010 г.