Точность, основа образования

Дорогая Джулиана, мне надо писать, но писать книги я сейчас не в состоянии, поэтому обращаюсь к тебе, сердечный друг, и представляю, что я с тобой говорю. Я заперта в своей комнате, здесь нет нашего солнца, лишь постоянный туман и дождь. Мою компанию составляет радио, которое мне подарили на Рождество, и которое я держу на столике. Пока ещё у меня не получается со смирением принять фатальную ошибку, которую мы совершили. Я покупаю очки за очками, но факт остается фактом: вижу только одним глазом, а другой доставляет столько неприятностей, что лучше не трогать его. С этим ничего нельзя сделать, я смотрю то одним, то другим глазом: один чудесно блестит и видит изнанку природы, но только одну точку. Поэтому мне надо наводить его, как телескоп, который ищет звезду. Другой хороший, безразлично видит всё то, что вокруг. 

Тот известный человек, почему он мне не сказал, почему он меня не предупредил, что все могло бы пройти. Что речь шла о сложной операции, которую сегодня больше никто не делает, а если подождать несколько месяцев, может всего один год, то удаление катаракты было бы простой и обычной операцией, которую может легко сделать любой окулист? Тогда у меня бы ещё осталось время, чтобы писать, чтобы закончить мои труды. Нет сомнений, что мой мозг  истощен ментально и физически, и уже не может так думать и работать, как раньше. 

Я бы хотела отдохнуть к каком-нибудь весёлом месте с нашим климатом, в душевной компании, это восстановило бы мои силы. Но меня настигло одиночество в комнате, из которой я вижу лишь фасады других домов. Люди здесь привыкли к такому, а я нет… 

У меня ощущение, что весь мир меня покинул, оставил отбывать срок, кинул в тюрьму! Я жажду сострадания, компании, мне нужно кому-то пожаловаться. По радио слышу только угрожающие новости о войне. Даже молодой Марио (Марио-младший), с которым я с удовольствием поговорила бы о психологии, далеко. Ренильде не живет дома и погружена в подготовку к следующему экзамену, она навещает меня раз в неделю. Марилена здесь, но она всегда со своими детьми, чтобы они мне не досаждали, а также занимается домашними делами и делами АМИ, говорит по телефону, отвечает всем, кто обращается с вопросом. Я жду утренней почты, как солдат в траншее. Теперь у меня появилась подписка на несколько итальянских журналов, это меня немного развлекает. С ностальгией вспоминаю недавнюю поездку в Италию. 

Спокойно ожидая утешения, заставляю себя писать, и то, что я сейчас это делаю почти так же хорошо, как раньше, открывает моё сердце надежде. Мне будет лучше и лучше, я в это верю. В то же время продолжаю думать о том, что случилось со мной, и что открыло мне столько нового. Это проиллюстрировало и прояснило мне некоторые детали метода.

 

Да, глаз, который не видит, сталкивается с глазом, который видит. Так же с разумом. Глаз, который не видит, как мой до того как покалечился, раньше видел. Видел формы, цвета, но не видел контуры. Он не мог прочитать написанного, потому что детали напечатанных букв ускользали от него: написанное было тенью. Вместе с тем, глаз, который видел, странным образом был глазом, который на самом деле не видел. Он не видел детали, которые точно ограничивали все предметы. Ему не хватало способности видеть точно, а не передавать яркость или впечатление от вещей. 

Когда мы предлагаем тактильно исследовать геометрическую форму, когда мы пальцем обводим деревянную букву или показываем, как идти по линии, когда объявляем тишину, точно контролируя все движения, - мы делаем то, что делает здоровый глаз: выявляем точные контуры, особенности вещей. Это важно. Получается вдруг, что сознание видит! Так оно начинает концентрироваться. Так оно заинтересовывается и продолжает тренироваться с растущим интересом, со страстью. И пробуждающаяся личность испытывает радость, радость видеть душой. 

Раньше сознание не видело. Оно было как глаз, покрытый еще незрелой катарактой. Началом слепоты было видение смутных очертаний. Тяжелое ощущение. 

Бесполезно спорить о точности, как и о начале образования детей. Есть ясный факт: видеть или не видеть. Когда глаза видят, они свободно могут видеть всё. Им не нужен поводырь, как слепому. Приходит свобода. И все начинает происходить с интересом. Тогда всё что угодно может привлечь, дать личное удовлетворение от жизни, от впитывания мира. Так мы оказываем первую помощь душе, необходимую помощь. Теперь для меня это ясно. 

Мы забыли дать ребенку точность. Мы не поняли важности этой детали, которая является центром всего. Оттуда происходит радость, трудолюбие, совершенствование, свобода.

 

Трудно объяснить это, но столкновение с глазом, который видит хорошо только тогда, когда выделяет контур детально и не видит, когда только захвачен светом и расплывчатыми образами, открыло мне это понимание.

 

Речь не идёт о том, чтобы заставить людей действовать точно в бытовых ситуациях, привязав их внимание к деталям, а не к целому, но о том, чтобы сделать разум способным различать, не оставаясь слепыми и не взращивая слепоту. Когда без внимания остаются вопросы точности (вначале это принесло нашей работе замечательный успех), наступает упадок в результатах нашего образования, даже если теория украшается великими идеями. Надо взять принцип точности за основу.

 

Это не рабство (как говорят некоторые наши критики) выполнять точные движения, напротив, это утверждает возможность быть свободными. Это лекарство: действительно, мы видим, как души нормализуются и продолжают действовать с уверенностью. Теперь нам надо рассматривать точность как путь, который приводит к активной концентрации.

 

Спонтанное повторение упражнения – эта форма проникающей концентрации: нужен объект, который ребёнку «по плечу» и который представляет определённый интерес для его «созидательных инстинктов». Предмет должен быть простым и ясным, упражнение коротким, как раз для того, чтобы его можно было повторять, не преследуя внешних целей, не заботясь об успехе в какой-то определенной попытке. Умение выполнять сложную работу – это не совсем то же самое, поскольку в такой работе присутствовали бы внешние цели, а это мешало бы концентрации. Детская душа, которая видит, открывает столько чудес!

Если нам придется проводить курс для учителей вместе, мы станем говорить именно об этом. Будем надеяться, дорогая Джулиана! Надо быть смелыми и думать, что мы – всего лишь инструменты в большом замысле, ясном и надёжном.

Тысяча теплых приветов, твоя М.