О новом образовании, о том, во что верят дети, и о любви

Цитаты из второго тома «Научной педагогики», 1916 год.

Перевод с французского Людмилы Печатниковой

Необходимо так подготовить среду, чтобы ребенок нашел в ней средства самообучения. Эти средства собираются не по воле случая. Их отбор – результат экспериментальных исследований, пока не осуществленных в полной мере. Слишком слаба научная база, слишком много требуется труда и времени. Нужны годы на поиск того, что по-настоящему необходимо для психического развития детей. Ведь педагоги, не заботившиеся о детской свободе, не решали проблему. Самые крупные ученые, самые опытные учителя не смогут сходу организовать подобную среду. Причины вполне понятны. Предварительные эксперименты займут очень много времени. Нужна особая наука по разработке средств самообучения. Всякий, кто сегодня говорит о свободе ребенка в школе, обязан представлять механизм ее осуществления.

Позитивная наука еще не коснулась внутреннего мира человека, и высшие человеческие достижения еще не воплотились в обществе. Когда мы займемся моральным воспитанием наших детей, давайте, прежде всего, спросим себя, любим ли мы их по-настоящему, искренни ли мы в желании видеть их нравственными.

Вернемся к детям двух с половиной – трех лет. Они трогают руками все подряд, ничего не выделяя в особенности, это их любимое занятие. Они тянутся к самым простым вещам: прямоугольный листок бумаги, квадратная чернильница, круглый блестящий колокольчик. Ко всему, что им запрещено трогать.

Случается, мать тащит малыша за собой и вдруг шлепает по ручке и кричит: «Не трогай, негодник!» Однажды я стала свидетельницей сцены, которая повторяется во многих семьях, но никто не придает ей значения. Отец, врач, сидел за письменным столом. Мать держала на руках сынишку, тянущегося к разным вещицам на отцовском столе. «Этот ребенок, – сказал отец-врач, – неисправим. Что мы только ни делали с женой, чтобы отучить его брать мои вещи. Ничего не помогает». «Нехороший мальчик, плохой», – приговаривала мать, сжимая детские ручки. А малыш, извиваясь, кричал, сердился, старался ударить мать.

Дети растут – борьба становится все более ожесточенной. Дети хотят что-то делать. Наблюдатель может заметить определенную тенденцию в их поведении: они подражают маме. Если мама – домохозяйка, они с удовольствием пойдут с ней на кухню, мечтая взять на себя хоть часть ее работы. Малыши тайком пытаются месить тесто, варить, подметать, стирать. Матери это мешает. Она без конца кричит: «Посиди спокойно! Не трогай! Не зли меня, уходи!» Ребенок бросается на пол, стучит ногами, но спустя какое-то время возобновляет тайные попытки, торопясь изо всех сил, пока его не разоблачили. Конечно, от спешки и страха он разливает воду, стирая белье, пачкает паркет, пряча незаконно приготовленное рагу. Отчаяние матери, крики, все более строгие запреты. Ребенок отвечает гневом, слезами, но снова принимается за свое.

Ему приходится бороться с родителями (а ведь они подарили ему жизнь), потому что его жизнь сильно отличается от жизни взрослых. Ребенку еще предстоит сформироваться, его родители уже сформировались. Ребенку надо много двигаться, чтобы научиться координировать свои движения, пока еще беспорядочные. Родители прекрасно контролируют свои движения, но устали от работы, предпочитают покой. Органы чувств ребенка еще не развиты, ему приходится помогать своим глазам, ушам, ощупывая руками все вокруг, чтобы получить полное представление об окружающем пространстве. У родителей же органы чувств развиты прекрасно, работа мозга помогает получить верное представление о реальности, им не нужно ничего ощупывать руками. Дети торопятся познакомиться с внешним миром. Родители уже пресытились им.

Вот почему дети и родители не понимают друг друга. Родители хотят, чтобы дети стали такими же, как они. А если дети другие – значит они плохие, злые. Мать тащит за собой малыша, который едва поспевает за ней. У него ножки коротенькие, у нее длинные. Он слаб, она сильна. Ребенок с трудом удерживает вес туловища и непропорционально большой головы, у матери пропорциональное, стройное тело. Ребенок устал, плачет, а мать кричит: «Иди, негодник, я не собираюсь потакать твоим капризам! Ты хочешь, чтобы я носила тебя, толстого лентяя, на руках? Не выйдет! Я не пойду у тебя на поводу». Иногда родители видят, что малыш растянулся на земле, лежит на животе, опершись локтями, болтая ногами в воздухе, и внимательно смотрит по сторонам. Сразу окрик: «Вставай, испачкаешься!» Все это означает только одно: ребенок отличается от взрослого.

Конечно, это не вопрос морали, не стоит исправлять дурные наклонности едва родившегося человека. Это вопрос жизни. Ребенок хочет жить, а мы мешаем ему. И тут действительно мы переходим в область морали: мы должны проанализировать свои ошибки, унижающие детей, ущемляющие их права. 

Ребенок виноват лишь в том, что мешает нам. Мы сражаемся с ним, защищая собственное благополучие, свободу. Сколько раз мы чувствовали в глубине души, что не правы. Но подавляли в себе сомнения. Ведь маленький бунтарь ни в чем не обвиняет нас, не таит злобы. Наоборот, он упорствует не только в непослушании (естественный для него образ жизни), но и в любви к нам, в прощении, в забвении обид. Только, чтобы быть рядом, обнимать нас, карабкаться к нам на колени, засыпать на нашей груди. Это тоже естественный для него образ жизни. А мы, если устали, отталкиваем малыша, ханжески прикрывая свой эгоизм заботой о благе ребенка. «Хватит глупостей!» Обвинения, клевета постоянно слетают с наших губ, как припев надоевшей песенки: «Плохой, злой!» А ребенок – воплощение абсолютного добра, он не думает ни о чем плохом, не обижается на несправедливость, ко всему приспосабливается, всему верит, всегда надеется. 

Мы, конечно, не такие.

Если все же борьба между взрослым и ребенком заканчивается примирением, взрослый принимает детские условия, помогает малышу, то обретает высочайшее в мире наслаждение: возможность следовать за ребенком по пути естественного развития, наблюдать, как растет человек. Если образ распускающегося бутона розы так полюбили поэты, то, как прекрасен должен быть расцвет детской души! Это бесценное сокровище, нашу путеводную звезду и опору, мы гневно топчем ногами, проклиная, как безумные.

В Доме детей «Геррьери Гонзага» достаточно было дать расческу самой непослушной, злой девчонке, которую воспитатели уже давно считали безнадежной, как она становилась милой и веселой, аккуратно и радостно причесывала подружек. Самой неловкой, медлительной девочке, которая спешила за помощью всякий раз, когда хотела подвернуть рукава, достаточно было сказать «сделай сама», как ее глаза загорались, выражение удовлетворенной гордости и удивления появлялось на лице, и она с удовольствием принималась подворачивать рукавчики. Мы давали детям кувшинчики и мыло, и они, вымыв руки, старательно и бережно ставили их на место, боясь уронить. Казалось, они двигаются под музыку. Музыкой была их радость.

Но мы вмешиваемся в их жизнь, ведущую к спасению, мы стараемся подчинить себе малышей, несмотря на яростное сопротивление. Мы вмешиваемся мягко, коварно. Ребенок переживает, нечаянно разбив что-то, он хочет исправиться, научиться, а мы растравляем его боль, предлагая небьющиеся тарелки и чашки, мягкие игрушки, чудесных плюшевых мишек, резиновых кукол. Ошибка скрыта. Какое-то неправильное движение мышц осталось незамеченным. Сожаление, раскаяние, стремление к совершенству – ничего этого нет. Ребенок остался в заблуждении. И вот он неловкий, тяжелый, равнодушный с плюшевым мишкой в руках. Он скован пустотой и ошибками, он потерялся.

Взрослый еще больше притесняет ребенка: он все делает за него, одевает, даже кормит. Но цель ребенка не в том, чтобы быть одетым и накормленным. Его цель глубже: он двигается, упражняет интеллект, стремится стать лучше. Какими тонкими намеками взрослые стараются его запутать: «Зачем так напрягаться? Чтобы умыться, чтобы завязать шнурки? Но ты можешь получить все это без всяких усилий, все будет сделано превосходно. Не шевельнув пальцем, ты получишь в сто раз больше, чем мог бы сделать сам, стараясь изо всех сил». Тебе даже не придется положить в рот кусок хлеба, тебя сберегут и от этой работы, пища сама попадет в рот.

Если дети все делают вместе и одновременно, даже ходят в туалет, тогда развивается их общественное чувство. Детское общество отличается от взрослого. 

У взрослых отношения строятся на основе свободы и взаимной вежливости, принято помогать друг другу, хотя каждый занят своим делом. Дети должны быть одинаковы во всем, в положении тела, в действиях, но без всяких взаимоотношений, тем более вежливых и приятных. Помощь, почитаемая как добродетель в большом мире, в школе считается преступлением, худшей формой нарушения дисциплины.

Удовлетворять интеллектуальные потребности человека – значит, способствовать укреплению его морали. Наши ученики, которые могли свободно заниматься интеллектуальной работой, свободно удовлетворять внутренние потребности, свободно заниматься с выбранным предметом, сколь угодно долго, отвлекаться в момент созревания, сосредотачиваться на медитации, сохраняли спокойствие и порядок. Гармония движений, вкус к прекрасному, чувствительность к музыке, вежливость во взаимоотношениях – питались из внутреннего источника.

Это труд освобождения. У нас нет никаких специальных приемов воспитания детей, мы не учим их побеждать капризы и сохранять спокойствие во время работы. Мы не учим порядку и тишине, призывая следовать положительным примерам и объясняя пользу дисциплины. Мы не читаем проповеди о вежливости, об уважении к труду, к другим людям, о терпении. Ничего подобного. Мы только освобождаем ребенка и помогаем ему жить. Это он нам объяснил, что ему нужно в жизни, помимо материальных благ.

Моральное чувство, о котором говорят позитивисты, – это, в значительной степени симпатия к себе подобным, понимание их боли, справедливость, без нее нет нормальной жизни. Нельзя стать нравственным, заучивая правила и обычаи, потому что память – это еще не все, самая крошечная страсть окажется сильнее. Преступники, если они хитры и прилежны, всегда обойдут закон и совершат свое преступление. Нормальные люди, не зная законов, никогда не нарушат их, благодаря внутреннему чувству, которым руководствуются.

Биологи, исследующие тайны природы, обнаружили в любви источник жизни. После многих трудов, ученые узрели очевидное: именно биологический вид сохраняет любовь, а не борьба за свое существование. Борьба разрушительна, а выживает не только сильнейший, как думали сначала, но и любимый. На самом деле, борются и побеждают взрослые особи. Но кто защищает новорожденного? 

Если для защиты нужна непроницаемая броня, когти, у малыша нет ничего подобного. Мускулы? Младенец слаб. Ловкость? Он не умеет двигаться. Плодовитость? Еще не скоро. Значит, почти все живое должно было исчезнуть с лица земли, потому что каждый силач когда-то был слабым, и нет ребенка слабее некоторых взрослых. Любовь защищает слабых и объясняет их выживание. Материнская любовь привлекает сегодня внимание ученых как природный феномен. Если борьба за существование рисует нам картины разрушения, материнская любовь проявляется в самых разных волшебных формах, это сокровенная и явная причина чарующего разнообразия природы. Это фундаментальное качество вида, которое должны признать все ученые.

Прежде чем биологи заметили, что любовь – самая могущественная сила, охраняющая вид и объясняющая выживание, религия указала на любовь как на опору жизни. Недостаточно быть рожденным, нужно быть любимым, чтобы жить. Это закон природы: кто не любит – мертв. 

Сколько раз мы видели, как ребенок с отвращением бежит от наших ласк. Сколько раз мы видели, как ребенок, чей порыв был отвергнут, уходит в себя, как будто его ранили, затронуты его чувства. В этом и заключается наше уважение к духовной свободе детей: никогда не навязывать им наши комплименты, ласки, завоевывая их расположение; никогда не отталкивать их порывы, даже если дети приходят к нам в самый неподходящий момент, но отвечать со всей деликатностью, искренним вниманием. Мы объекты их любви. Объекты, с помощью которых они организуют свою жизнь. Лучшие учителя, родители те, кто берет пример с дидактических материалов. В них сосредоточено моральное богатство, и каждая частица их готова и к пассивной реакции, это свидетельство самоотречения, и к активной, как неиссякаемый источник любви. Сенсорные материалы представляют все возможные диапазоны, доступные человеку: диапазоны света и цвета, звуков и тепла. Родители и учителя должны представить ребенку всю гамму чувств и ждать, что выберет развивающаяся душа.

Могут сказать: «Как заставить ребенка полюбить нас? Он должен уметь чувствовать». Если малыш не различает цвета, он слеп, и никто не даст ему прозрения. Если ребенок бесчувственный, никто не изменит этого. Природа не случайно соединила мать и дитя не только единой плотью, но и более прочной связью любовью. Ребенок с рождения не просто тело, но и любовь. Тот, кто любит хоть что-то, уже обладает чувствительностью и открыт для новых впечатлений. Кто видит предмет, тот не слеп. Он будет видеть. Кто любит мать, кто любит сына, способен любить.

Статья из журнала «Монтессори-клуб» № 4 (64) 2018

Фото с сайта