Нравственное воспитание детей в семье. Мы о нем еще помним?
Елизавета Николаевна ВодовозоваЭта блестящая статья написана 149 лет назад. Ее автор – выдающаяся
русская женщина - педагог и писательница Елизавета Николаевна
Водовозова. Мы и не вспомнили бы о книге, из которой взят текст, если
бы ситуация с образованием резко не повернулась сегодня к
семейному воспитанию. Гаджеты гаджетами, но человеческие отношения останутся всегда, и градус их нравственности как и
безнравственности прежде всего
зависит от отношения к детям в родном доме. Вряд ли домашнее воспитание в дворянских семьях было каким-то особенным. Но
тогда откуда взялись эти пушкинские строки о «самостояньи»
человека? «Два чувства дивно бли́зки нам. В них обретает сердце пищу:
любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам. На них основано от
века, по воле Бога Самого́, самостоянье человека, залог величия его».
Из книги "Умственное развитие детей от первого проявления сознания до восьмилетнего возраста. Книга для воспитателей". Санкт-Петербург 1871 год
Отчего происходят детские пороки?
Умственное развитие маленьких детей немыслимо без доброго нравственного направления. Когда человека можно назвать вполне нравственным? Отчего происходят детские пороки? Какими средствами при всех житейских обстоятельствах поддержать нравственность дитяти?
Нравственное воспитание детей так тесно связано с их умственным развитием, что трудно говорить о каждом из них отдельно. На поступки взрослого человека можно взглянуть с нравственной точки зрения, или со стороны его образования и развития. Что касается маленького ребенка, то его отношение к окружающему, его шалости и проступки — большею частью верное зеркало его умственного кругозора. Когда ребенок поступает дурно, находчивая мать не будет читать ему нравоучений, а укажет, как в таком случае поступил бы другой на его месте. Эти примеры не должны быть вроде следующего: «а вот паинька девочка никогда не вертится на стуле», или «паинька мальчик всегда сидит за книгой и всегда услуживает матери». Умная мать представит ему идеал, но такой, какого бы ребенок не мог достичь, не какую-нибудь отвлеченную добродетель, - а укажет на самый простой случай из жизни, на который обыкновенно и не обращают внимания. Ребенок, положим, отказывает матери в пустой просьбе, она приводит в пример бедного соседнего мальчика, который, даже не спрашивая мать, знает, что ей нужно. Таким образом, давая ребенку нравственный пример, вы заставляете его вглядываться в жизнь вообще. С другой стороны, при хорошем умственном развитии, не будет недостатка и в нравственных примерах.
В нашем кратком очерке нравственного воспитания читатель не найдет ни предписаний, ни правил, как исправлять детей от того или другого порока; с какою непобедимой стойкостью, не трогая мольбами питомца, должен держать себя педагог, чтобы подобная сдержанность уже сразу возвысила его над всеми смертными.
Не найдут читатели в нашем очерке правил, как исправлять тот или другой порок, по следующей причине. Кто имел много дела с детьми, тот знает, что хотя в детях есть общие недостатки и пороки, но их оттенки и условия, при которых они являются, так разнообразны, что одним и тем же средством исправлять двух детей решительно невозможно.
Что такое нравственный человек?
По нашему мнению нравственным можно назвать, во-первых, человека, которого горе, деньги, житейские дрязги и неудачи не надламывают, даже не гнут в разные стороны. Лишения только обогащают его житейским опытом, а неудачи заставляют много думать и соображать, пробуждают в нем тонкий анализ в отношении к окружающему и, прежде всего, в отношении к самому себе. Нравственен тот, у кого воля подчиняется рассудку, кто умеет уравновесить жажду наслаждения (так часто низводящую человека до животного) со святыми обязанностями в отношении к своей семье и к людям вообще. Нравственный человек всегда один и тот же при всяком общественном и материальном положении. Получает ли он в наследство все богатства Калифорнии, его мысли и руки работают, как и прежде. Правда, он не раздаст своего богатства, потому что честная и трудолюбивая жизнь научила его видеть нужду не там только, где ее выставляют напоказ, но это самое богатство дает ему возможность трудиться с пользою в более широкой сфере. Потеряв свое богатство, он будет так же весел, бодр, способен к труду, как и тогда, когда его получил. Богат он или нищ, его друзья всегда одни и те же.
Таким может и должен быть каждый, и это далеко еще не идеал высоконравственной личности. В чем состоит высокая нравственность нечего много изъяснять; стоит только вспомнить о личностях вроде Гарибальди, Роберта Овена, Песталоцци, отдавших всю свою жизнь до последнего вздоха на служение обществу и честной идее. Такой энергии, железной воли, геройства чести, нравственной высоте, как и высоты гения, конечно, не всякий может достигнуть. Но воспитание в образованном обществе тем и должно отличаться, чтобы внушить глубокое уважение к подобным личностям, чтобы заронить еще в молодое сердце искру деятельной любви к ближнему.
Нравственно и умственно развитый должен отличаться от необразованного хорошего человека тем, что согласится скорее тысячу раз споткнуться по вновь предлагаемому пути, чем пойти по дороге, проложенной дедами. Идти по новому пути его заставит та же жизненная энергия, которая всегда заставляла его все изведать и своим трудом и личным опытом, спрашивать самого себя: «Не легче ли будет вот так приносить другому счастье? Как бы и мне не думать только о своем животе?»
«Дай мне какую-нибудь работу, дай мне делать что-нибудь новенькое»
Матери и воспитатели! Заметили ли вы, какая главная потребность у всех детей, кроме физических нужд организма? О чем чаще всего говорит ребенок? Чего больше всего просит? Когда он счастливее всего себя чувствует? В чем, не принося вреда другим, он может вполне выразить свое личное я, выказать свои вкусы, наклонности, природные дарования, наблюдательность? Неужели не заметили?
Дети, которые с пеленок не исковерканы до мозга костей, только и повторяют на разные лады: «Дай мне какую-нибудь работу, дай мне делать что-нибудь новенькое. Как мне скучно, как мне скучно! И твердят именно те из них, которые, кроме кукол с пышными нарядами, ничего не брали в руки.
Итак, уже в самой природе ребенка лежит потребность к разнообразному труду, который бы удовлетворял всем его наклонностям. Следовательно, самым действенным, самым воспитательным средством против всевозможных детских пороков есть труд, доступный возрасту дитяти и его силам. Наиболее благоприятная среда – семья небогатых, трудолюбивых родителей. Тут с первых лет своей жизни ребенок узнает, что все, что у него есть, – плод трудов родителей, и сам он привыкает наслаждаться отдыхом только после труда.
«Боже мой, - сказала Лярская, - неужели дети могут чем-нибудь не интересоваться»?
Мы близко сошлись с Лярской – так звали мою новую знакомую. И я представляю на суд читателей все то, что я видела у нее во время нескольких моих посещений, так как все это послужит более или менее полному выяснению затронутого в обществе и в педагогике вопроса о нравственном воспитании.
— Ну, слава Богу, - сказала она, подавая мне руку, сегодня удалось заняться с ними вовремя. Ну, идите, дети, завтракать в другую комнату, обратилась она к ним.
— Ах, мама! - завопили дети в голос, как сегодня мало ты с нами занималась...— Ну, смотри, маленький, - сказала Лярская, вместо ответа показывая младшему 6-ти летнему сыну часы.
— Ну что ж? – отвечал он, – теперь только 12 ч. и 13 м.; а ты начала заниматься в 11 ч. и 4 минуты... только 9 минут больше обыкновения.
— А помнишь, третьего дня, за тобою еще оставалось 17 минут, – подхватил 8 летний ребенок, - а на той неделе было как-то четверть часа.
— Ну, хорошо, хорошо, завтра, – проговорила Лярская, смеясь и целуя их, идите вы есть, а то все простынет!
— Ты вчера вечером кончила срочную работу, – а после этого на другой день ты всегда с нами 20-ю минутами больше сидишь, да еще не в счет играешь с нами... это из-за гостьи... ну, ужо, не скажу, что хотел сказать... И мальчик расхохотался, быстро повернулся и убежал.
— Боже мой, сказала Лярская, неужели дети могут чем-нибудь не интересоваться? Не только со своими, но и со всеми детьми, с которыми мне приходилось заниматься, я никогда не встречала, чтобы, после назначенного часа, или получаса, дети не приставали с просьбою еще позаниматься. Работа заставляет меня меньше с ними сидеть, чем следует. Не будь этого, по своей слабости я часто бы увлекалась бы вечным их увлечением, поддавалась бы на их просьбы.
— Я его не учу, в том смысле, как понимают у нас ученые. Он еще не умеет у меня ни читать, ни писать. Но оставить мальчика только бегать и бить баклуши до 10-ти лет, а потом сразу заставить его зубрить три языка, посадить на 8, 9 часов в день склонять, спрягать, заучивать целые страницы определений, готовых выводов и правил, прежде чем он сделает хоть одно самостоятельное наблюдение, — нет, уж за это благодарю покорно! Какой прок в школьном учении, когда вы наперед не пробудили мысли, не остановили внимания на тысячи окружающих близких ребенку предметах, совершенно доступных пониманию в его возрасте.
И, наконец, самое главное. Возможно ли, требовать 8-9 часового постоянства в труде, когда перед тем он шатается из угла в угол, не привык и полчаса поработать над одним и тем же? При своей методе я убеждена в одном: мне не только не придется их упрекать в лени, но всегда нужно будет сдерживать их рвение к занятиям. Теперь к необыкновенной усидчивости и успехам побуждают их не конфетка, какою награждают детей за прилежание, а их собственная любознательность. Точно так же и после: причиною их рвения будет не желание добиться теплого местечка, а жажда знания, горячая, искренняя любовь к науке.
История про мисочку с бульоном
На этом нас прервала кухарка, которая прошла мимо с кастрюлечкой в руках.— Ах, Господи, да куда же вы! — живо остановила ее Лярская, взяв из её рук кастрюльку.
— Вот, представьте хоть такой случай, - обратилась она ко мне, – кажется, ну, что значит понести к годовалому ребенку горячий бульон? Пустяки! Между тем, сколько тут порчи характера! Ребенка кормят всегда в одно и то же время, следовательно, теперь он уже проголодался. Вид бульона еще сильнее возбуждает его голод. Он просит есть, кричит, плачет. Обыкновенно нисколько не торопятся удовлетворить такому законному требованию. Напротив, при нем студят его кушанье, начинаются переливания. Естественно этим еще больше его поддразнивают. Ребенок синеет от злости и крика. Матери при этом никогда и не думают о последствиях. Их только радует, что у ребенка такой сильный аппетит. Между тем, слезы и волнение его утомили, и аппетит пропадает. У других же детей волнение, напротив вызвало усиленную деятельность мускулов; сразу пробудился, что называется, волчий голод: ребенок глотает так, что давится от торопливости, не успевая смачивать пищу слюной. Какие же последствия? Пища дурно переваривается, и ребенок с первых лет становится раздражительным. Спрашивается, зачем его приучать реветь, злиться, настойчиво требовать, когда всего этого так легко избежать? Я даже и дверь притворяю, чтобы стук ложечки не напомнил ему, что тут делается.
— Детушки! — сказала она им, когда они вбежали, — ну-ка, скорее собирайте все ваши игрушки из моего кабинета....
— А зачем это, мама? — спросил младший.
— Разве ты забыл? — перебил его старший, подбирая игрушки и складывая все в большой ящик. — Мы сейчас ели, вот и Ваню будут кормить в этой комнате; так нужно, чтобы наших игрушек эдесь не валялось. Вот этими прутиками он глаза себе выколет, этим стеклышком обрежется....
— А если слижет зеленую краску с бочки, так отравится, умрет, – подхватил младший. – Ну, а вот это ему можно дать — это хорошая краска, впрочем, надо попробовать...
— Потом, потом, дети; уберите сначала игрушки.
— Все-таки Ваня может увидеть, что здесь игрушки, – сказал 6-летний Коля, – прикроем-ка их газетой, а то ведь Ване это тоже не хорошо; он будет тянуться, просить, чего нельзя дать, –болтал ребенок, - он, ведь, у нас еще маленький, ничего не понимает. Только, вот, прочти, не сегодняшняя ли газета? — сказал Коля, подавая газету старшему брату, – а то мама, пожалуй, ее не читала, не догадается, что мы здесь ее положили, будет долго искать и потеряет много времени.
— Готово! — крикнули они в голос, и Лярская вошла с маленьким на руках, стала его кормить. Коля начал заигрывать с маленьким братом.
- Теперь не время, дружок, — сказала ему мать, — видишь, Ваня смотрит на тебя, развлекается, вот и привыкнет шалить во время еды... Вон, смотри, — и она указала ему, как маленький засмотрелся на брата, улыбнулся и бульон вылился изо рта.
— Ах! Какой ты еще маленький глупыш! — сказал Коля покровительственно, погрозив пальцем брату, схватив с дивана большой фланелевый платок и начал в него закутываться.
— Это куда ты собираешься? — спросила я.
— Мама кормит Ваню в своей комнате, чтобы в это время проветрить его детскую; так я посмотрю, отворили ли в его комнате форточку; если нет, так напомню няне это сделать: она старенькая, все у нас забывает.
— Разве ты этого не знаешь? Проветрить надо, освежить комнату, дурной воздух вон выпустить, a xopoший - впустить.
— Да может, она и этого не поняла — перебил его старшей брат Саша: ведь так трудно понять, как он толкует, не правда ли? — спрашивал он, обращаясь ко мне с участием, и, не дожидаясь моего ответа, начал, останавливаясь на каждом слове, с необыкновенным усердием мне объяснять.
— Еще бы!
Но тут мальчик услышал голос брата в зале и побежал к нему.
Чему же они учатся?
— Однако, чему же они у вас учатся? Я понимаю: старшие читать, считать, рисовать; тут уже много дела и для рук, и для головы. А маленький? Ему ведь только 6 лет, — расспрашивала я.— А маленький учится думать, учится трудиться... Пожалуй, взгляните, — и Лярская отворила шкаф, который полнехонько был набит всевозможными работами. Чего-чего тут только не было! Стулья, столы, вешалки, лестницы, ящички, сделанные на станке; чашечки, кубышки точеные, вылепленные из глины; плетеные и сшитые с необыкновенным вкусом и симметрией корзиночки с цветами; геометрические фигуры из разноцветной бумаги; аккуратно склеенные целые маленькие ландшафтики сельских и городских видов. Причем, деревья, животные, люди, домики очень аккуратно вырезаны из папки и стоймя приклеены к картонажу. Тут же контуры домашних животных, птиц, предметов, находящихся в комнате, нарисованные и выпукло-выколотые.
Я с изумлением всматривалась в работы. Такого разнообразия работ я нигде не видела. Они мало походили и на работы детского сада, которые я встречала на различных выставках. Ничто не носило, так сказать, казенного, форменного характера, то есть ничто не было подчинено, приукрашено. Вы сплошь и рядом встречали пятнышко, переправленную ошибку и т. д. Но, сколько во всем этом верной, точной наблюдательности, симметрии, вкуса, грации...
— Неужели вы не поправляли все эти работы?
По этим работам я легко могла проследить, как каждый из них постепенно развивался. В этих тетрадях часто не только трудно было разобрать какую-нибудь форму или фигуру; это просто были испачканные, залитые клеем куски мятой бумаги, налепленные на тетрадь.
— Видите ли, сколько тут моей работы? — сказала Лярская, указывая на фигурку, аккуратно сделанную, которая среди этой пачкотни резко выделялась.
- Вот старший теперь уже все мастерит без всяких указаний, но Коле многое приходится поправить, на многое его навести. Да так ли бы они оба работали, если бы я могла тратить на них много времени?! А ведь все это делается урывками. Вы не поверите, как я завидую другим матерям. Мне очень часто приходится слышать, что они дадут детям вот такой ящик материала, и дети сами до всего доходят. Пробовала тоже с моими. Что же вы думаете? Всю коробку перервут, и только, когда с ними проделаешь много узоров вместе, сама посидишь и покорпишь, придумывая разные фигурки, они начинают самостоятельно творить. Уж право не знаю, не достает ли в них даровитости, или другие матери говорят это только из мелкого хвастовства.
— Да, они очень понятливы, только эту понятливость всегда нужно с ними высидеть. Впрочем, я уверена, что руки их, тело и голова все-таки будут достаточно развиты. Но меня мучает, что я не могу постоянно следить за ними, внимательнее вслушиваться во все их суждения о предметах, не могу довольно часто вызывать их на рассуждения. Конечно, в более важных случаях они бегут ко мне, и мы все решаем сообща; каждый при этом высказывает все, как ему вздумается. Но этого еще мало, и я очень часто должна затворять дверь, когда идет прелюбопытная болтовня. Часто мне кое-что в ней и не нравится, да боишься отвлечься от дела и еще крепче затворяешься...
Дети иногда дерутся
В эту минуту, как нарочно, раздался из соседней комнаты ужасный визг.— Дерутся, — сказала Лярская и бросилась на крики.
— Не правда ли, примерные дети? — сказала она, растянув их в разные стороны. — Ведь настоящие дикари!
— Мама, это он, он дерется! — закричал Коля, — я теперь с ним ни за что не буду играть, целый год ни за что не скажу с ним ни слова! И на двор не пойду... ни за что на свете!
— Никогда я не поверю, что ты такой злой, — перебила мать, — что целый год будешь помнить... А вот каково вам было бы, если бы я за то, что вы теперь передрались, целый год не стала бы с вами заниматься и говорить.
Мальчика, видимо, сразил этот довод, но самолюбие не дозволяло уступить брату, и Лярская терпеть не могла в таких случаях тривиальных, сентиментальных комедий, которые так унижают человеческое чувство в первых его проблесках. Она никогда не говорила в подобных случаях: просите друг у друга прощенья, поцелуйтесь; или что еще пошлее: ты виноват, ты и поцелуй у брата ручку. Напротив, она больше всего старалась как можно скорее покончить дело...
— Посмотри-ка, Коля, какая толстая веревка, — вдруг сказала она, поднимая с полу веревку и подавая ее сыну. — Ну, попробуй-ка, обхватишь ли ты ее своими ручонками? О, да ты, значит, можешь и кучером быть! Ну-ка, Саша, становись лошадкой... И дети, которые за минуту давали обет не играть вместе, совсем забыли о ссоре и еще с незастывшими слезами на глазах, как ни в чем не бывало, весело шумели и бегали по двору.
Лярская, как она сама выразилась, жила с детьми, в буквальном смысле слова, одною, нераздельною, самой тесной жизнью. Обо всем, что она делала, обо всех своих печалях, удачах и неудачах в работах и хозяйстве, куда она шла, что думала предпринять, одним словом решительно обо всем, что только мало-мальски было доступно детскому пониманию, Лярская сообщала своим детям, как лучшим своим друзьям. Получая какую-нибудь работу, она говорила детям, во сколько времени она думает ее кончить. Насколько возможно толковала, в чем будет заключаться ее работа, какое вознаграждение получит за нее. Тотчас сообща они делали предположение, как употребить эти деньги; при этом строго отличали более необходимое от менее необходимого, и последнее отодвигалось на второй план.
У нас матери ко всем мнениям детей привыкли относиться со снисходительной улыбкой, которая говорит: а, и ты туда же, червяк! Напротив, дети Лярской заменяли ей часто общество взрослых людей, в котором потребность она так сильно чувствовала, хотя и не радостно они учили читать всякую молоденькую горничную, которая изъявляла на это свое желание.
Отходил ли по болезни, от них кто-нибудь из служащих, какая-нибудь прачка, поденщица, мать осведомлялась об ее судьбе, и все это было при детях. При первом удобном случае, Лярская, вместе с детьми шла на квартиру к этой женщине. Так как Лярская жила одною тесною жизнью с детьми, то и дальнейшие ее хлопоты о несчастной были не только известны детям, но они сами принимали в них деятельное участие. Кто бы у них ни был, где бы они ни были, Лярская обдумывала и спрашивала у других, как бы пристроить ту или другую женщину, не знает ли кто того или другого места.
— Вот видишь, мама! — вскрикивал ребенок, похлопывая с блестящими глазами в ладоши, — вот Маша и не будет жить в том грязном углу. Или: «а как ты думаешь, уплатит ли Александра Ивановна свои долги, получая жалованье 7 руб. в месяц? И как это хорошо, - рассуждал он, - что ей досталась именно такая работа, как шитье: она ведь такая мастерица, и ей, наверное, прибавят жалованье. Пусти нас скорее ей рассказать об этом».
Болел ли кто в доме, или прислуга не из семьи, Лярская одинаково усердно за всеми ухаживала. Дети, конечно, не отставали от нее и всячески прислуживали, а мать объясняла им при этом, насколько они могли понимать, что она делала и почему так, а не иначе поступала. Это, конечно, не были научные знания, но практические сведения, которые необходимо иметь очень рано каждому, но от незнания которых, человек на каждом шагу, от самой ничтожной причины, может погибнуть и погубить тысячи себе подобных. Понятно, что если кто выздоравливал, как искренне радовалась этому вся семья.
Эти случаи, как в нравственном, так и в умственном развитии, приносили громадную пользу. Они заставляли каждого из семьи выносить самую теплую веру в знание и сильное стремление запастись им, как можно, больше. Дети Лярской очень рано стали понимать суеверия людей необразованных. Лярская всегда объясняла им, почему она требует от них того или другого, отчего отказывала им в том, чего им так хотелось. И это было у нее одним из главных правил воспитания — рычаг, которым она иногда производила чудеса.
«При моем положении, - говорила она, - мне так часто приходится лишать их желаемого, заставлять их делать над собой довольно большие усилия. Я не хочу, чтобы дети думали, что я произвожу какие-нибудь эксперименты или по личному капризу или потому, что их недостаточно люблю. Я хочу, чтобы они во всем видели разумную причину и подчинялись мне, лишь находя мое требование вполне законным».
Маленьких Лярская избавляла от соблазна, удаляя от них ту или другую вещь, но лишь только дети становились сознательнее, она объясняла им всякое свое требование, всякий отказ. Конечно, ей помогало в этом ее уменье все передавать детям доступным языком и в надлежащей форме. Часто ее дети, сознавая всю справедливость требования, искренно заявляли ей о том, как им трудно было его выполнить. Тогда Лярская напрягала все силы своего ума, чтобы облегчить труд. Она знала, что, если обязанности очень тяжелы, то люди обыкновенно кончают с ними, что вовсе их не выполняют.
За проступки Лярская никогда и ничем не наказывала своих детей. Вечно в обществе матери, всегда стремясь сообщить ей как можно скорее все, что только попадало в их маленькую головку, они отлично знали все, что не нравилось матери и что могло ее огорчить. По нервности, живости и детской забывчивости, они шалили, проказничали и иногда делали дурное. Но лишь только проступок быль совершен, прежде чем мать успевала высказать о нем свое мнение, даже если ее не было в той комнате, ребенок уже не мог продолжать никакой игры. Он бежал к матери и старался как-нибудь спрятать свое личико у нее на коленях. Мать приподнимет лицо и сразу догадается, что он что-нибудь напроказил.История про новые штанишки
— Ну, что ты натворил? — говорила Лярская, улыбаясь.— Да вот: няня кроила, и мне хотелось; она ушла, я и разрезал свои новые штанишки.
Ребенок горько плакал, мать молчала.
— Мама, значит, у меня не будет новых штанишек?
— Нет, голубчик, я постараюсь достать денег; твои совсем разорвались, носить уже больше невозможно.
— Откуда же ты достанешь?
— Займу.
— А где же ты возьмешь расплатиться?
— Дольше поработаю.
— Мама, пусть я буду ходить в драных; я не могу этого видеть: ведь, проснусь ночью, гляжу все спят, а ты сидишь и одна не спишь... мама, ты меня не любишь? Ты меня не будешь любить?
— Что ты, голубчик, все так же буду любить: будешь умнее, поймешь, что и заработать не всегда можно; тогда не станешь резать!
Ребенку при этом обыкновенно было совестно даже поднять голову с колен, и Лярская могла вывести его из этого положения только, обратив внимание на какой-нибудь посторонней предмет. Она по опыту знала, что такого урока было достаточно: когда дурной поступок повторялся, что было весьма редко, Лярская все-таки не наказывала ребенка. Ее это сильно смущало, и она не скрывала перед детьми своего огорчения. С тем из них, кто так провинился, она делалась сдержанней, холодней, и это страшно мучило ребенка. Ребенок ничего не лишался: ни пищи, ни удовольствий; мать, как и прежде, говорила с ним, объясняла, что он спрашивал, но по выражению лица, по некоторой сухости тона он уже знал, что мать им недовольна, помнил свою вину.
— Мама, не сердись на меня больше, — говорил однажды Саша, после небольшой размолвки с матерью; мальчик был уже в кровати и все думали, что он спал. Лярская подошла и поцеловала его; но он быстро повернулся на другую сторону и зарыдал.
— Отчего же ты плачешь теперь? — спросила его мать.— Ты еще не забыла, я это вижу; ты меня всегда так крепко целуешь, а теперь так чуть-чуть...
На другой день после таких событий ребенок особенно засматривал в глаза матери, всеми средствами стараясь ее заставить забыть. Каждый из них знал, что брат, няня нет-нет, да и вспомнят, пристыдят при случае за прошедшее, хоть и обещали простить, но уж если скажет мать «ну, полно, помиримся», да еще крепко поцелует, значит все забыто, как бы и не было сделано той или другой глупости. Лярская находила комичными и вредными такие наказания, как например, ставить в угол, то носом в стену, то, для разнообразия, обращая лицом к публике; ставить на колени; девочек в наказание заставлять вязать чулки, мальчиков переписывать с немецких прописей и т. п. На подобные наказания она смотрела с таким же отвращением, как и на розги, как и на все другие телесные и нравственные истязания.
Сущность естественных наказаний заключается в том, что ребенок должен чувствовать и отвечать за все последствия своих дурных поступков. В силу этого принципа воспитатель не придумывает наказания, а берет следствие поступка и во всей простоте применяет его к ребенку. Жан-Жак Руссо, рядом блистательных аргументов, а иногда и софизмов, первый стал превозносить теорию естественного воспитания и теорию естественного наказания.
Средство заставить ребенка сдерживать свои дурные наклонности, научить отказываться от того, что ему нравится, когда последнее затруднительно для старших,— это развить волю дитяти. Всякое наказание, какое бы оно ни было, раздражает ребенка. Если наказание не производит никакого действия, естественно, что воспитатель или заменит его другим, или вовсе оставит. То, что обыкновенно называют действием наказания, есть результат сильнейшего раздражения нервов. Что дети раздражительны более старших — это научно доказано: нервы, по числу составляющих их волокон, представляются почти совершенно одинаковыми у новорожденного и у взрослого. Следовательно, у ребенка нервы распространены на меньшей поверхности, чем у взрослого, из чего ясно, что у ребенка чувствительность должна быть более значительной, чем у взрослого, если только в детском организме не существует каких-либо причин, препятствующих развитию чувствительности. (И.И. Мечников. Воспитание с антропологической точки зрения. Вести Евр., 1871, № 1, стр. 222).
Как и где узнать о педагогике Монтессори больше?
Предлагаем Вам стать участником программы "Монтессори-педагогика для всех". Это платная рассылка серии из 48 писем, каждое из которых включает в себя подборку статей о педагогике Монтессори, задания для самоконтроля и мультимедийные материалы.
Автор программы Елена Хилтунен: Монтессори-педагог, инициатор и родоначальница возрождения монтессори-педагогики в России, эксперт Ассоциации монтессори-педагогов России, автор более 30-ти книг о педагогике Марии Монтессори.
