Счастье мало зависит от внешних обстоятельств, но много - от состояния нашей души

 Фото Екатерины Хилтунен

— Может и должен. Несчастливый человек опасен для себя и окружающих. Воспитание, которое не раскрывает, как быть счастливым, вредно. В известном смысле самого человека можно определить как существо, предназначение которого - быть счастливым.

— Да, но научиться быть счастливым человеку гораздо труднее, чем птице - летать. Мне лично больше по душе строки Омара Хайама: «Не все достигнут счастья, но, быть может, стремление к счастью - это счастье тоже...». Именно это стремление мы и должны прежде всего поддержать в ребёнке, не дать ему заглохнуть, иссякнуть. Но именно эту потребность - быть счастливым - педагогика вообще не рассматривает.

— Да, все мы разные. И современная генетика доказывает: дитя всегда уникально. Но мы не можем не быть людьми. То есть наша разность существует все же в рамках человеческого диапазона. Свои законы и у человеческого счастья. Например, ни один человек не может быть счастлив, если он не нужен миру, людям, Богу... В одиноком человеке неизбежно начинает работать, говоря словами Гегеля, «несчастное сознание». Гегель показал его опасности: разрушение себя и мира. Ведь, если я несчастен безнадежно, безвыходно, то мне чужда очарованность жизнью. Не будет у такого человека и «благоговения перед жизнью» (любимaя фраза Альберта Швейцера). И, стало быть, мне не жалко даже самого себя, не жалко расстаться с жизнью, которую я не ценю. И уж тем более мне не жалко других людей. Никто не может быть счастлив, если мир к нему равнодушен, если нет живых связей с людьми.

— Отшельник не одинок: он общается с Богом, он живет для Бога. Или, к примеру, Робинзон Крузо: он ведь выживал, чтоб дождаться возвращения с острова. И через эту надежду был связан с миром людей.

— Действительно, и несчастье дурно, и не всякое счастье хорошо... И это тоже - вопрос воспитания. Его задача - показать путь к достойному, «правильному» счастью.

— Я разделяю точку зрения Ушинского, что счастье - это свободный выбор любимой, бесконечно расширяющейся деятельности души. Не просто работа, а дело, которое востребует всего меня, и в котором я могу забыть себя, свои страдания. Естественно, таким может быть только доброе дело. Его еще называют призванием. Без удовлетворения этой глубинной страсти к душевному творчеству не возможен человек созидающий.

Почему, к примеру, разрушительно для жизни «счастье» того же террориста-убийцы? Какой закон достойного счастья в его лице нарушен? Дело не просто в «слепой вере». Мы знаем многих людей с наивной, нерассуждающей верой во что-либо вроде доброго или грозного Боженьки. И само по себе служение идее тоже достойно уважения. В чем же корень зла у такого злодейского «счастья»?

Я думал обо всем этом, исследуя детские, семейные годы жизни Ульянова-Ленина, полноправного автора теории и практики тотального, массового террора. Да, Ленин хотел осчастливить человечество, в том видел и собственное счастье. Но... исходя из глубинного, не показного, но, тем не менее, очень острого, жгучего чувства своей избранности, своего превосходства над другими людьми, которое пестовалось с младых ногтей, с колыбели - прежде всего матерью Володи. И вот результат: вроде маленький «сдвиг по фазе», всего лишь чувство превосходства способного мальчика над другими людьми, но в итоге - полное искажение, перевоплощение вселенского счастья во вселенское зло. Как в кривом зеркале троллей...

— Предупреждать о несчастье. О несчастном сознании, несчастных судьбах, несчастных поворотах судьбы, о способах совладать с душевными катастрофами. Для меня вообще воспитание - это прежде всего ориентация в мире и предупреждение о неизбежных ловушках. Даже если они присыпаны золотой пылью.

— К примеру, такое служение возвышенной идее, при которой террорист, или революционер, или другой «благодетель человечества» даёт себе право во имя её уничтожать людей. Искус самоубийства - тоже ловушка, и распространён он гораздо больше, чем мы думаем, особенно среди молодёжи. Ловушками могут стать и месть, и зависть, и корысть, на которых замешано большинство преступлений.

 И ещё: не надо путать счастье с наслаждением. Погоня за удовольствиями, наслаждениями приводит к самой страшной из душевных пустот: пресыщенности, отвращению к себе и жизни. Этот путь проходит герой «Исповеди сына века» Альфреда де Мюссе, кинувшийся в разгул чувственных страстей. Но вместо блистательных гетер и упоительных ощущений обнаружил вокруг себя грязь, похоть, а в душе - пустоту и отчаяние...

 A ведь и проблема алкоголизма, наркомании - это проблема гедонизма, то есть такого умонастроения, которое требует получения все большего удовольствия, кайфа. Но истинное счастье невозможно без страданий, преодоления препятствий, без борьбы с вечно сопротивляющимся материалом реальности. Без самопринуждения.

— Да, подлинное счастье без свободы невозможно. Но свобода без границ - это своеволие. А своеволие - это террор. Мы столько лет жили без каких-либо свобод, что теперь любая мысль о самоограничении кажется нам кощунственной. Но ведь в мире Духа законы действуют с той же непреложностью, что и в материальном мире. Просто их нельзя увидеть в микроскоп.

Василий Жуковский, составляя план воспитания великого князя Александра Николаевича (будущего императора Александра II), начал с физики, химии, астрологии, географии. Научив уважать законы природы, мироздания, Жуковский подвел своего ученика к уважению законов человеческих, к подчинению своей свободы общей логике мира. Для абсолютного монарха это было особенно актуально. И только на этом пути можно найти достойное счастье.

 — Это и есть тот самый гедонизм, причем на самом примитивном уровне телесно-чувственных ощущений. Платон дал точный пример такого рода удовольствий: удовлетворение зуда почесыванием. В отличие от них душевные удовольствия (радости любви, познания, созерцания прекрасного) даются куда труднее. Но за «простоту» эту, повторюсь, неизбежно придется платить. Тоской, пустотой, скукой. Отсюда - неистовое стремление молодежи «забыться» в вине, в наркоте, в разгуле, в кровопролитии...

А вообще никаких стандартов у счастья быть не может. Сторож на железной дороге, который беззаботно ест натёртую чесноком корку хлеба, может быть бесконечно счастливее миллионера, осаждаемого заботами. Счастье ведь мало зависит от внешних обстоятельств, но очень много - от состояния нашей души.