Для позитивных изменений в образовании необходимо победить собственные предрассудки
Мария МонтессориПеревод Дмитрия Науменко
Из книги «Образование человека»
Изд-во «Народная книга», 2017, Екатеринбург
Попробуем распознать свои предрассудки
Нам было очень непросто достигнуть полученных результатов – мешали тысячелетние предрассудки. Ребенок и его образование – это та область, в которой каждый взрослый имеет собственный опыт с начала появления человека на Земле. Опыт, который со временем консолидировался и теперь представляется универсальным. К несчастью, современная наука развивалась на основе поверхностных проявлений детского возраста (на последствиях внешних обстоятельств) и с легкостью подстраивалась под те предрассудки, которые каждый человек имеет в отношении детей. По этой причине те проявления детского возраста, о которых мы говорим, рассматривались не зрячими людьми, но людьми, ослепленными предрассудками.Эти предрассудки стали настолько универсальными, что их сложно распознать и можно спутать с очевидностью вещей, потому что все или почти все рассматривают известного им ребенка, но не рассматривают непознанного. Действительно, если мы публично заявим, что для реформы образования необходимо победить предрассудки, мысль даже самого передового педагога будет тут же искать чему учить, но не обратится к самому ребенку. Педагог будет думать, что из обучения нужно удалить то, что он считает ненужным, например, преподавание религиозных догматов. Другие скажут, следует пресечь предрассудки кастового общества, третьи – что необходимо устранить формальные привычки, не соответствующие современному обществу. И так далее.
Но признать, что существуют предрассудки, которые мешают увидеть ребенка в ракурсе, отличном от общепринятого, пока кажется немыслимым. Однако для людей, занимающихся детской психологией или образованием, необходимо учитывать не социальные предрассудки взрослых, но другие, именно те, которые относятся непосредственно к ребенку, ребенку с его естественными потребностями, с его способностями, с его ненормальными условиями жизни.
Если мы устраним религиозные предрассудки, то сможем, наверное, лучше понять величие и значение религий, но не естественную личность ребенка. Пресечение кастовых предрассудков может улучшить качество жизни и гармонию в обществе, но не поможет лучше увидеть ребенка. Если многие формальности видятся нам как бесполезные, присущие прошедшей эпохе, – произойдет реформа обычаев, но это тоже не позволит лучше увидеть ребенка.
Что, если внутренний учитель все же существует?
Отсюда родился предрассудок, что жизнь ребенка можно изменить и улучшить только через обучение: предрассудок, который мешает увидеть тот факт, что ребенок строит себя сам, что у него есть внутренний учитель, который сам обладает и программой и образовательной техникой; и что мы, признавая этого неизвестного учителя, можем получить привилегию и счастье стать его помощниками, его верными слугами, помогая ему в качестве сотрудников.
Говорят, что разум ребенка пуст, в нем нет ни направляющих, ни законов, поэтому мы целиком и полностью ответственны за то, чтобы наполнить его, направлять и контролировать; что его душа имеет множество негативных склонностей (тенденций) – она склонна к инерции, склонна терять интерес, как теряет напор слабенький порыв ветра. Поэтому нам следует постоянно стимулировать ребенка, подбадривать, направлять и исправлять его.
В физическом плане то же самое: говорится, что ребенок не управляет своими движениями, а значит, не способен обслужить себя, и взрослый спешит сделать все за него, не заботясь о том, что ребенок может это сделать самостоятельно. Какое тяжкое бремя – ребенок, о котором мы заботимся и за которого ответственны! Взрослый в то же время абсолютно уверен, что должен создать в нем человека, что общественно полезная деятельность и характер этого нового человека, появившегося в его доме, – результат труда именно его – взрослого. И тогда вместе с беспокойной ответственностью рождается гордыня: ребенок обязан быть бесконечно почтителен и благодарен своим творцам и спасителям, а если он начинает бунтовать, это его вина, и его нужно исправить, подчинить даже через насилие, если потребуется. Чтобы достичь совершенства, ребенок должен быть пассивным, то есть непременно послушным. Он является паразитом у своих родителей, пока они несут груз экономической ответственности за него, он должен абсолютно и безоговорочно зависеть от них. Он же их ребенок! Даже когда он становится мужчиной и бреется каждое утро перед выходом в университет, он так же зависит от отца и учителей, как в детстве. Он пойдет туда, куда скажет отец, и будет чаще всего изучать то, чего хочет профессорско-преподавательский корпус. Он будет оставаться за пределами общества, даже когда получит диплом и степень, а ему будет уже лет двадцать шесть.
Он не сможет принять решение о женитьбе без согласия отца до определенного возраста стабильности – но не стабильности в его потребностях и чувствах, а некой социальной стабильности, узаконенной взрослыми и одинаковой для всех. И дальше ему нужно быть послушным и даже до смерти, когда общество скажет ему: «Ну-ка, паразит, приготовься убивать или умереть!» И если он этого не сделает, то есть не пойдет на воинскую службу, он не найдет место в обществе, будет преступником – дезертиром.
Все это выливается в мир, как вода из ручейка разливается по лугу. Такова подготовка мужчины. А женщина… она еще более зависима и приговорена пожизненно. Нормы такого образа жизни являются основой общества. Никого не назовут хорошим, если он им не соответствует.
Итак, от рождения до того времени, пока все требования взрослого не будут выполнены, ребенок остается зависимым человеком, так как юноша не рассматривается как мужчина (человек) в обществе. И этому юноше студенту говорят: «Думай об учебе, а не занимайся политикой и прочими идеями, которые тебе преподнесли, у тебя нет гражданских прав». Социальный мир откроется только после этой диктаторской подготовки.
Освобождение ребенка
Нужно признать, что в истории человечества эволюция все же происходила. К примеру, в римском праве отец мог убить своего сына на основании естественного права – он создал своего ребенка. Слабого или травмированного ребенка бросали со скалы (Тарпейская скала), так поддерживалась чистота расы. Христианство через закон уважения к жизни защитило и слабых и больных сыновей (детей). Но на этом все. Физически убивать ребенка нельзя. Постепенно наука, совершенствуя гигиену, дошла, наконец, до защиты жизни ребенка от болезней, от явных жестокостей, но она хорошенько поостереглась рассказать о социальных условиях, необходимых для защиты жизни всех детей. Личность ребенка осталась погребенной под предрассудками порядка и справедливости. Взрослый, который так обеспокоился защитой своих собственных интересов, однако забыл про ребенка; он его просто не заметил, и именно в такой плоскости жизнь развивалась и усложнялась до нашего века.Из комплекса таких концепций происходят специфические предрассудки, которые навязываются под похвальным предлогом защиты и уважения детской жизни. Например, маленького ребенка нельзя допускать ни до какой формы труда, его нужно оставить в жизни интеллектуальной инерции; он может только играть определенным установленным образом. Если вдруг обнаружится однажды, что ребенок является великим тружеником, который может занять себя с высокой концентрацией, может обучать себя сам, обладать внутренней дисциплиной, то это покажется сказкой, причем не удивительной, а именно абсурдной. На такую реальность никто даже не обращает внимания, поэтому ей не удается показать, что со стороны взрослого может быть допущена ошибка. Это просто невозможно, такого не бывает и, наконец, это несерьезно.
Наибольшая трудность в освобождении ребенка не в том, чтобы найти реализующую эту идею систему образования, но в том, чтобы победить предрассудки, которые взрослый накопил в отношении ребенка. Поэтому я говорю о необходимости признать и изучать ребенка, не трогая все прочие предрассудки, которые взрослый настроил в отношении собственной жизни.
Такая борьба и является социальным вопросом ребенка, она должна сопровождать обновление образования. То есть нужно подготовить позитивный путь, ограниченный этой целью. Если взять под прицел непосредственно и только предрассудки в отношении ребенка, то преобразование взрослого человека пойдет ровным шагом, потому что будет разрушено препятствие, существующее в нем самом. Реформация взрослого человека имеет огромное значение для общества: она представляет собой пробуждение части человеческого сознания, которое покрылось слоями помех, а без этого все прочие социальные вопросы становятся непонятными, а все их проблемы неразрешимыми.
Сознание помутилось не у одного взрослого, у всех взрослых, потому что у всех есть дети, при этом каждого окружает это помутненное сознание, и он уже не пользуется ни размышлением, ни умом, которые в других областях всегда приводят к прогрессу. Действительно, существует некая слепая зона, как в глубине сетчатки. Ребенок – неизвестный, непонятый, иногда воспринимаемый почти как побочный продукт брака, с которого начинается жизнь жертв и обязанностей, – сам по себе не вызывает ни удивления, ни восхищения.
От ангела – к беззащитному и мешающему
Позвольте описать один часто встречающийся психологический комплекс. Предположите, что в природе ребенок может появиться как божественное чудо. Люди представляют его в образе младенца Иисуса – образ, вдохновляющий художников и поэтов, надежда искупления для всего человечества, августейшая фигура, к ногам которой принесли свои дары цари Востока и Запада. Этот младенец Иисус, даже в культе, является настоящим ребенком, бессознательным новорожденным.Однако почти у всех родителей рождение ребенка порождает грандиозные чувства, которые идеализируются прежде всего силами любви. Но вот растущий ребенок начинает причинять неудобства. Тогда, преодолевая угрызения совести, взрослые пытаются от него защититься. Родители довольны, когда он спит, и стараются, чтобы он спал как можно больше. У кого есть возможность, тот передает его в чужие руки, доверяет няне и набирается храбрости просить, чтобы она была с ним подальше, как можно дольше. А если ребенок – это неизвестное и непонятное существо, живущее под влиянием бессознательных импульсов, не подчиняется, его наказывают, вступают с ним в войну, и ему – слабому, не имеющему никакого защитного вооружения ни в разуме, ни в физической силе, – приходится все это переносить. В душе взрослого, который его любит, не без труда, не без угрызений, возникает конфликт. Но потом в нем срабатывает психологический механизм приспособления бессознательного к сознательному. Фрейд называет его бегством: бессознательное берет верх и говорит: «Все, что вы делаете, это не для защиты от ребенка, а наоборот – ваш долг перед ним, это необходимость взращивания в нем добра, поэтому вам нужно действовать смело». При такой поддержке, конечно же, хоронятся все естественные чувства любви и восхищения.
Подобное явление заключено в человеческой природе. Именно так происходит бессознательная организация обороны среди родителей всего мира. Одни опираются на других, и все общество формирует коллективное бессознательное, где все действуют согласованно, отдаляя и унижая ребенка: они же действуют ради его блага, исполняют свой долг по отношению к нему, возможно, жертвуют. А в жертву приносятся угрызения совести, которые в конфликте остаются глубоко погребенными под родительской солидарностью. Так возникает мощное внушение, появляется неоспоримый абсолют, и будущие родители также попадают под него и готовятся к исполнению долга и жертвам, которые им предстоят ради будущего блага их чада. Так люди готовят свое сознание к социальному приспособлению, а ребенок остается погребенным в их подсознании.
Статья из журнала «Монтессори-клуб» № 5 (55) 2016