Нам хорошо тут – мы все друг в друга влюблены
Анатолий Цирульников«...Вариант взаимоотношений: детский мир в противовес взрослому. Вообще-то, они на одной чаше весов, но бывают эпохи, обстоятельства, создаваемые, впрочем, самими людьми, – когда обнаруживается с предельной ясностью, что представляет собой взрослый мир, что он весит со всеми своими высокими идеями и реальными поступками, своим разумом и безрассудством. Когда подводится итог эпохи, таких весов внутри взрослого мира не отыскивается. И как это ни странно, ни нелепо, эталоном, с которым соотносится происшедшее со страной, оказывается детство. А иной раз один ребенок…»
«...Дневник – остановленное, вечно длящееся мгновение. Как схваченная льдом струя петергофского фонтана. Как ель, на которой любила сидеть Наташа, разглядывая сверстников, какие они оттуда все маленькие. Всех-всех она подробно и в дневнике описывает: глаза, нос, характер, улыбка, кто что сказал и как повел себя. Ель – жива. Она одна вспоминает то и так, как вспоминала бы Наташа. Сверстницы и сводные сестры – не в счет»...
«...Тогда все школы, и не только школы, кем-нибудь называли, но одновременно продолжали преподавать этику, учили шаркать ногой и снимать фуражку. Потом школа стала обычной сталинской десятилеткой. В хрущевские времена ее пытались сориентировать на завод, но из этого ничего не вышло. Так до перестройки и дожила английская гимназия, по духу самая советская. Но что-то от былой атмосферы все-таки в ней сохранилось. В мозаике, обнаруженной недавно под полами, в высоких окнах классов, в просторных гулких коридорах... Дело не в том, что здесь снова учат латынь, греческий, закон Божий, что опять здесь – музыка и театр. «Просто, – сказала мне библиотекарь Светлана Владимировна, – нам хорошо тут. Мы все друг в друга влюблены...»
«...Нас так долго учили: нельзя быть свободным от общества, живя в нем. Кто не с нами – тот против. Нельзя стоять над схваткой. А оказывается, ничего подобного. Вот мы стоим на Пролетной улице в Петергофе и видим – все в конце концов пролетает. Все – прах. Но выжили, вышли с честью из ада как раз те, кто был вне схватки. Кто выбрал на своем человеческом пути ту сторону улицы, где меньше бомбят... А там, в конце пути, – не плаха, не постамент, но один-единственный цветок фиалки, «засохший, безуханный». И пара слов о кусте черемухи в крапиве...»
«...Вот интересно, не только я что-то могу сделать, чего не может она, но и наоборот. Например, я не могу пролезть рукой в банку с узким горлышком. А она своей ручкой – может...»
«...Тайна возникновения понятий. Очеловечивания мира, когда во всем, что тебя окружает, можно увидеть человеческий лик. «В каждом холме, в каждом новом большом дереве прежде всего другого виделись глаза, нос, рот… Это наполнение мира человечьими лицами – именно человечьими… – совершается невольно и естественно».
У Даниила Жуковского есть удивительные прозрения, не знаю, читал ли он в то время еще не переведенного в России Льюиса Кэрролла с его чеширским котом. «…Улыбка без лица. Таково первое восприятие вещей ребенком. Нет понятий, нет того, что мы называем элементами знания: каждый предмет действует прямо на чувство…»
«...Между сказкой и лампочкой есть явная связь: одной лампочки при моем молчании недостаточно, как и одной лишь сказки. Может, потому, что последняя все же вымысел и становится правдой лишь в соединении с горящей лампочкой – первым, что увидела дочка, появившись на свет...»
«...Каждый может написать одну книжку, способную стать вечным, бессмертным произведением, хотя предназначается для одного читателя. Этот читатель – ваш ребенок, а книга – дневник его раннего детства. Про свое, как правило, мы знаем мало – случайно запомнившиеся воспоминания близких, блики, тени… Но детство наших детей и внуков, если не поленимся, может быть записано со всеми милыми подробностями и сохраниться в их сердце и памяти...»
«...Сидели на крылечке и смотрели, как меняется облако. Вот была рыба, теперь собака, а вот – морда смеется. Смотрели, смотрели, и вдруг оказалось, что облако тает, исчезает, и мы наблюдаем процесс его исчезновения. Вот облако пропало, нет его. И вон то пропало, и то. «Смотри, – говорю, забыв, сколько ей лет, – если мы видим, как облако исчезает, значит, можно увидеть, и как оно появляется». И увидели – как раскрывающийся бутон… Интересно, что я увидел это первый раз в жизни, как и она. «Чтобы вырасти умной и красивой, – сказал я ей, – надо больше смотреть на небо…» Разумеется, она этого еще не понимает, но ведь что-то с облаками поняла. Запомнила. После дневного сна сказала: «А где мое маленькое облако?...»
«...Идем в кукольный театр смотреть «Алладина и волшебную лампу». «А там будет страшно?» – «Нет». Молчит. «А немножко страшно будет?» – «Ну, немножко страшно будет». Довольна. «Немножко, – рассуждает вслух, – должно быть страшно. Если немножко не страшненько, то не интересно». Через какое-то время: «А там будет весело?» – «Да, я думаю, там будет очень весело». Удивлена. «А что же там будет страшно, если все будет весело?»
«...Она хочет быть на фотографии. И, в сущности, она там и есть, на миллионах моментальных снимков, непонятно только, кто фотограф – мои глаза, время?… «А как же ты такая большая, – спрашивает папа, – поместишься на такой маленькой фотографии? Как ты это сделаешь?» Она сжимается, пытаясь показать. «Ты волшебница?» – «Да, – говорит она, – я волшебница. А ты волшебник?» Я – фотограф. «...Когда рядом мама и папа, и бабушки, и дедушки – ребенок должен пребывать в мире полнейшего согласия, находиться под защитой ласки и любви, и пусть детство будет как можно дольше и безоблачней, ибо неизвестно, что впереди. Кто знает, что там…»
«...Начало жизни, может быть, содержит в себе ответы на вопросы, которыми многие задаются в ее конце. Или посередине, когда поднимешься на горку и вдруг столько всего видишь… Может быть, здесь ключ к неожиданному, волшебному «бамс!», впаданию человека в детство?...»
«...Вечером давали салют из пушек. Небо над королевством было расцвечено изумительными волшебными узорами. Гремело десять оркестров, которые одновременно исполняли марш, вальс, мазурку, менуэт, польку, рок-н-ролл, танго, ча-ча-ча, танец маленьких лебедей и гимн королевства, но, как ни странно, они не мешали друг другу. Они вели между собой разговор, играя то громче, словно приближаясь, то тише, как будто удаляясь. Мелодии сливались в какой-то фантастический гимн. Юля была в чудесном розовом платье.
– Нет, в голубом, – поправила рассказчика Юля.
– Хорошо, в голубом...»
«...Пять правил для девочек (смелые мальчики тоже могут использовать):
«1. Маленькие девочки могут ночевать в палатке в лесу, когда только захотят, и в гордом одиночестве.
2. Маленькие девочки имеют право рыскать ночью с фонарем по прибрежным скалам и пытаться перепрыгнуть на прибившийся айсберг, когда им только вздумается.
3. Маленькие девочки могут подкладывать своим родственникам под дверь записки: «Я тебя ненавижу. С самыми теплыми пожеланиями, София», и им ничего за это не будет.
4. Маленькие девочки могут утащить из дома все золото и немножко жемчуга и бросить его в волшебный ручей для красоты.
5. Нет лучше занятий летним вечером, чем написание трактата о червяках, разрезанных надвое».
Рассказывайте детям сказки – это такое веселое, благодарное занятие! И тогда у вас когда-нибудь появится шанс отбросить «раз», «однажды», освободившись от пут повседневности, из рассказчика превратиться в сказчика, сказочника, повелителя всех «жили-были» и «в некотором царстве, в некотором государстве». Это замечательно, поверьте! Ведь наслаждение получает не только тот, кто слушает, но и тот, кто рассказывает.
Пожалуйста, рассказывайте сказки на ночь, папы и мамы, бабушки и дедушки. В этом вечная наша радость, и любовь, и утешение. Хотя учеными обнаружено бессмертное существо turritopsis nutricula – медуза, которая после размножения возвращается в раннюю стадию своего развития, в утро жизни, свое детство, – следует признать, что нам, увы, это недоступно. Выйдя из начала, прибудем в конец. Каждого из нас ожидает Ночь, такая темная и длинная… Но пока она не наступила, эта ночь без зажженных фонариков на снегу, без золотого июля с жужжанием пчелы, – будьте веселы и мудры, принимая с благодарностью, как подарок, эту сказку на ночь…»
«...В погоне за временем нет необходимости лететь со скоростью света, а можно просто зайти в свой двор, если он остался, сесть на скамейку и внимательно смотреть в окно комнаты, где жил пятьдесят лет назад, и чувствовать, как жужжит, набирая скорость, машина внутри тебя. Правда, это путешествие во времени ограничено возрастом, зато ты совершенно свободен в выборе пути, остановок, встреч с людьми, с которыми желаешь встретиться, сна и бодрствования, дня недели, времени года...»
Статья из журнала «Монтессори-клуб» № 3 (53) 2016